суббота, 15 августа 2015 г.

Сокровища Русского музея. Ласточки Смольного монастыря

   
           Дмитрий Григорьевич Левицкий был одним из первых мастеров XVIII века, которые вывели отечественный портрет на общеевропейский уровень. В век Просвещения от портрета требовалось не только сходство его с моделью, не только документально-точная передача аксессуаров эпохи, но духовного воссоздания интеллекта, ума и чувств человека. Дыхание времени, атмосфера нравственных и философских исканий современников передана Левицким естественно и живо. Его творчество представлено в собрании Русского музея с исчерпывающей полнотой.


Д.Г. Левицкий
Автопортрет

    Самые поэтичные из его парадных портретов изображают смольянок 1 - воспитанниц Смольного института, основанного в Петербурге в 1764 году. Это было детище Екатерины II и Бецкого, радевших о просвещении и воспитании человека новой породы. Иван Иванович Бецкой, президент Академии художеств, как и императрица, находился под влиянием европейских мыслителей. Его стихией были воспитание юношества и благотворительность. Благодаря ему, в Москве и Петербурге были созданы воспитательные дома «для несчастнорожденных», «зазорных» младенцев. Он считал, что не происхождение, а условия воспитания определяют природу человека. От природы человек не имеет плохих наклонностей и пороков, и только среда оказывает на него пагубное влияние. Поэтому, чтобы правильно воспитать «нового человека», надо изолировать его от грубой действительности. С особой полнотой лучшие теории того времени отразились в уставе необычного для России учебного заведения – Воспитательного общества благородных девиц. С самого начала Смольный институт благородных девиц был предназначен для дочерей знати, но положение изменилось, когда представители богатых фамилий узнали жёсткие условия обучения девушек в институте. Екатериной он был задуман как монастырь со строгим уставом. Это означало изоляцию на целых двенадцать лет от семьи, разлуку с родными и роскошным миром дворянского поместья. Огромные дортуары, казенная одежда и пища, хождение строем – одним словом, какая-то казарма для нежных дев. По мнению Екатерины, новую породу женщин можно было воспитать только так: заставив забыть отчий дом и прошлую жизнь. Зато бедные дворяне очень обрадовались возможности воспитать своих дочерей в новом духе под материнским оком самой Екатерины. Благотворительный характер института выглядел особенно заманчивым. В него должны были зачислить пятьдесят девочек в возрасте от четырёх до шести лет. Обучаться в институте им предстояло двенадцать лет, и родителей обязали ни под каким предлогом не требовать вернуть дочерей. Только в редких случаях, в особо назначенные дни, родственники навещали девочек в присутствии воспитательниц. Так что, первый приём, объявленный в мае 1764 года, продлился до июля следующего года. Несмотря на это, 4 августа 1764 года сто один артиллерийский залп с раската Петропавловской крепости, объявил жителям столицы, что учебно-воспитательное заведение для девушек в Смольном монастыре открыто. Когда набор был закончен, оказалось, что только семь воспитанниц принадлежали к титулованным фамилиям, большинство было из не родовитых и не слишком обеспеченных, дворянских семейств. Екатерина не принимала никаких принудительных мер, чтобы заставить знать отдавать дочерей в Смольный. Она поступила мудрее: принялась всячески оказывать институту своё монаршее благоволение. Во главе института она поставила титулованную, высокородную княжну Анну Сергеевну Долгорукую, которую сменила ввиду недостаточного образования и болезни, Софья де Лафон, которая по началу состояла помощницей кичливой начальницы голубых кровей. Софья де Лафон была вдовой французского генерала на русской службе, выдающейся воспитательницей, и отдала Смольному институту более тридцати лет. Императрица лично посетила Воспитательное общество, везде глянула материнским оком, присутствовала на освящении храма Святой Екатерины. Маленькие затворницы принялись усердно изучать науки. А научиться им предстояло многому. Воспитанницы изучали «правила воспитания, благонравия, обхождения и чистоты, российский и четыре иностранных языка, рисование, арифметику, танцевание, а также надлежащие особливо женскому полу упражнения и рукоделия». Первый класс назывался «кофейным» из-за коричневых платьев, которые носили воспитанницы. В следующем классе им полагались голубые платья и прибавлялись следующие предметы: история, география, физика, архитектура, токарное ремесло и «приручение к домостроительству». В предпоследнем классе девушки носили серые платья, а в выпускном - белые. К концу курса наук, к восемнадцати годам, они становились самыми образованными дамами среди своих современниц.
    По случаю первого выхода в свет, или перехода девиц из «среднего» возраста в «старший», для них устраивались пышные праздники с балами и маскарадами – собрания с именитыми гостями. Сановники, придворные дамы и кавалеры горели желанием увидеть, как воспитываются будущие первые дамы страны. Во время этих собраний давались концерты и спектакли. В старшем возрасте смольнянки уже показывались в свете. Им разрешались посещения Эрмитажа и прогулки в Летнем саду, которые проходили с большой пользой. В Эрмитаж смольянок привозили по Неве на шлюпках. Они достаточно зрело судили о картинах, несомненно, уроки живописи, истории и мифологии шли на пользу. В Летнем саду девушки по-светски общались с гуляющими дамами и господами, с умом отвечали на вопросы, толкуя назначение той, или иной мифологической фигуры.
    В 1773 году «Санкт-Петербургские ведомости отметили первый выход на гулянье в Летнем саду воспитанниц Смольного института, как важное событие. Поэт А.П. Сумароков посвятил смольянкам стихи:

Не нимфы ли богинь пред нами здесь предстали?
Иль сами ангелы со небеси сошли,
Ко обитанию меж смертных на земли,
Чтоб взоры и сердца всех зрителей питали,
Как солнечны лучи, так взоры их сияют,
С красой небесною краса всех нимф равна;
С незлюбием сердец невинность их явна;
Конечно, божество они в себе являют.
Как сад присутствием их ныне украшался,
Так будет краситься вся русская страна.
 
      Безусловно, Левицкий тоже не избегнул счастья пообщаться с этими «детьми новой породы», встречая их на прогулке и в Эрмитаже. Зимой 1772/73 года любительские спектакли с участием смольнянок привлекали весь Петербург. Немного истории. В 1773 году состоялись пышная публичная церемония перевода девиц «среднего возраста» в «старший» и первый большой выезд воспитанниц в свет. В 1774 году, в институте, также, как и повсеместно, торжественно праздновалось заключение мирного договора с Турцией. В 1776 году из института выпускались девицы «старшего возраста». Среди гостей, приглашенных на торжества, был и академик живописи Левицкий. Вместе со всеми, художник восхищался талантами девушек и был особенно польщен заказом самой императрицы - написать семь парадных портретов воспитанниц. Собственно, даже и не портретов, а картин, героини которых в движении, в действии. Они поют, танцуют, декламируют, музицируют. Но, вероятнее всего, портреты были заказаны И.И. Бецким, на старости лет влюбившимся в прелестную воспитанницу Алымову. Он же отбирал и других воспитанниц, отличавшихся особыми успехами в науках и искусствах, и затем согласовывал выбор свой с императрицей. Портреты написаны в разные годы, и в несколько приемов, скорее всего, в начале не было единого замысла, но зато потом они стали восприниматься, как единое целое. Работа над серией завершилась в 1776 году, когда выпускались так называемые «первые ласточки» Смольного института. Нелидова, Алымова, Левшина, Борщова и Молчанова стали фрейлинами двора супруги наследника престола Павла Петровича, великой княгини Натальи Алексеевны.
    Все остальные благородные девицы, не попавшие ко двору, должны были стать «отрадою семейств своих», смягчать общественные нравы и воспитывать своих отпрысков в духе эпохи Просвещения.
    Девушек приучали к «надлежащей и приличной смелости в поведениях», и художник отметил некоторых из них этим качеством, найдя их подруг всё ещё недостаточно смелыми.


Портрет К. Хрущевой и Е. Хованской
1773 г.


    Две девушки замерли в кокетливом движении. Две Катеньки. В своих сценических костюмах они кажутся взрослыми, но на самом деле – ещё дети. Одной десять, а другой одиннадцать лет. Они разыгрывают сценку из популярной тогда комической оперы Киампи «Капризы любви, или Нинета при дворе». Катя Хованская играет Нинету, а Катя Хрущева – её поклонника Кола.    
       Бойкая по натуре Хрущева, перевоплотившись в юношу-пастушка, чувствует себя на сцене легко и свободно. В институте, где учились одни барышни, она прославилась в этом амплуа. По-видимому, она обладала бойким характером девочки-сорванца. К её смуглому лицу очень идёт серый кафтан и широкополая шляпа. Слегка откинув назад голову, галантно заложив руку за спину, паренёк покровительственно, шутливо треплет за подбородок застенчивую подружку. С лукавым видом пастушок затягивает в сети любви застенчивую пастушку.
    Нинета Хованской, старательно упрятавшая волосы под прозрачный платок, скованна, она стоит, натянуто улыбаясь, явно не ведая, куда девать руки. Левая рука неловко опущена, правая заученно придерживает прозрачный передничек. Перед нами – сама воплощенная застенчивость. Хотя, на самом деле, это только талантливая игра. В жизни Хованская не была похожа на застенчивую пастушку. О ней, взрослой, говорили, что в ней присутствует смесь простодушия и весёлости, несколько насмешливой. Но сейчас обе девочки стоят на сцене и стараются, повторяя заученные движения, хотя за театральной условностью хорошо видны живые характеры. Левицкий, несомненно, наблюдавший игру девочек в спектакле, теперь восхищается своими натурщицами, которые позируют ему в тех же костюмах. Правда, ни одну из девочек не назовёшь красавицей, но волшебная кисть Левицкого творит чудеса. Улыбающиеся личики покоряют, одно своим лукавством, а другое застенчивой улыбкой. Виртуозно передана ткань и шитьё платьев, воздушный и прозрачный передничек Катеньки-Нинеты.
    О судьбе Кати Хрущевой известно мало. Окончив институт во втором выпуске, она вышла замуж за полковника фон Ломана, и принимала участие в домашних спектаклях. Хованская стала женой поэта Нелединского-Мелецкого и прославилась талантливой исполнительницей его песен.
    Картина-портрет благородных воспитанниц Хрущевой и Хованской – воплощение юношеской прелести.


Портрет Е. Нелидовой
1773 г.


      Героиня следующего портрета – изящная Екатерина Нелидова. Она исполнила центральную роль служанки Сербины в комической опере Перголезе «Служанка-госпожа». Нет сомнений, что Катя Нелидова, в роли бедовой служанки, грациозно исполнявшая танцы, обладала незаурядными способностями, но стать актрисой не позволяло благородное происхождение. Игрой Нелидовой восхищались современники, ей посвящали восторженные газетные заметки и стихи. А ведь и она тоже не красавица. Князь И.М. Долгорукий оставил о ней воспоминания: «Девушка умная, но лицом отменно дурна, благородной осанки, но короткого роста и черна, как жук». Другой современник к ней гораздо добрее: «Нелидова была маленькая, смуглая, с тёмными волосами, блестящими черными глазами, с лицом, исполненным выразительности. Она танцевала с необыкновенным изяществом и живостью, разговор её, при совершенной скромности, отличался изумительным остроумием и блеском». Маленькая, черненькая, Нелидова на сцене преображалась, да и в обычной жизни весёлый нрав и острота ума впоследствии привлекли к ней наследника престола Павла Петровича. Нелидова долго была интимным другом цесаревича.
    У Левицкого Нелидова – лёгкая, как сильфида, поступь её упруга. На розовом лице выделяются черные угольки глаз и брови – две правильные дуги, поднятые высоко над веками. Глаза и брови – украшение девичьего лица. С румяными щеками, девушка кажется великолепной зарей. Поза талантливой танцовщицы – одно лишь секундное движение, мгновение между завершением одного па и перехода к следующему. Общий тон портрета – не бросок, всё как будто в сумерках. По моде века. Серая пудра в то время была в моде. У Нелидовой – густо напудренные и оттого, пепельные волосы прикрыты кокетливой шляпкой. Сценический костюм передан Левицким с большим искусством: светло-коричневое, с сероватым отливом, отделанное розовыми лентами, платье из упругого шёлка и кокетливая соломенная шляпка, украшенная лентами и цветами. Богатейшая гамма зелёного цвета с множеством его оттенков: изумрудного, серо-зеленоватого, зелёно-палевого. Художнику дорога каждая черточка лица, каждая складочка одежды. Переливы блестящей ткани на заднем фоне, свет и тени, пейзажные декорации на заднем плане – всё это слагается на полотне в единый гимн красоте и беззаботной цветущей юности.
    Императрица, внимательно следившая за успехами воспитанниц первого выпуска, сразу отметила Нелидову. Она писала своей любимице Саше Левшиной: «Появление на горизонте девицы Нелидовой – феномен, который я приеду рассмотреть вблизи».
    В «Санкт-Петербургских ведомостях» Екатерине Нелидовой писали в стихах:

Как ты, Нелидова, Сербину представляла,
Ты маску Талии самой в лице являла…
Игра твоя жива, естественна, пристойна…

    Левицкому удался весёлый, незлобивый, ласковый характер Нелидовой. Её портрет – по истине шедевр великого мастера.


Портрет Г. Алымовой
1776 г.


    Звучит музыка Рамо. Это Глафира Алымова играет на золоченой арфе. Лучшая арфистка своего времени, она играет уверенно, демонстрируя свои музыкальные способности, и улыбается. Красивые пухлые ручки – идеал женской привлекательности галантного века – едва прикасаются к струнам, замерли в своём неторопливом плавном полёте. О чем она думает и мечтает? Девушка знает, что нравится самому старому Бецкому. Сирота, родившаяся в бедной дворянской семье, уже после смерти отца девятнадцатым ребёнком, Глаша Алымова не имела ни знатной родни, ни связей и понимала, что надеяться можно только на себя. И стала во всем первой, усердно развивая отпущенные ей природой таланты. Она сумела расположить к себе жену цесаревича Наталию Алексеевну, которая часто приезжала в Смольный, чтобы общаться с ровесницами и музицировать. Место фрейлины было в любом случае, обеспечено. Бецкой же, которому стукнуло семьдесят лет, вознамерился жениться на юной смольнянке. «Я стала его любимейшим ребёнком, его сокровищем. Чувство его дошло до такой степени, что я стала предметом его нежнейших чувств, целью всех его мыслей», - вспоминала Алымова. Бецкой заботился о ней, пытался околдовать, впоследствии устроил перед выпуском для «белых смольнянок»  встречу нового года в своём роскошном особняке – в том, что стоит около Летнего сада, по другую сторону Лебяжьей канавки. Сама же девушка делала вид, что не понимает, считая знаки его внимания предметом отеческой заботы.
    На портрете Левицкого облик Глафиры Алымовой полон обаяния. Грациозные движения, нежный взгляд. Она одета великолепнее всех подружек - смольнянок - в форменное парадное платье из белого шелка, установленное для воспитанниц старшего возраста. В сиянии свечей оно кажется золотым. Это платье называется «полонез», с «хвостом» и «крыльями», на большом панье – каркасе из китового уса. Подол украшает фалбала – пышная оборка, лиф – пышные банты. Длинные локоны перевиты нитями крупного жемчуга, в прическу вплетены драгоценные камни. Так постарался «папа» Бецкой украсить своё сокровище. Золотые переливы атласа и кружев, длинной вуали и золоченой кожи туфелек»мюль» – очаровывают. Левицкий подробно изображает платье, кружева, но всё-таки главное в портрете Алымовой – прекрасная душа девушки.    Перед нами не просто портрет – это Аллегория Музыки.
     Глафира Алымова оставила интересные воспоминания о своём времени и Смольном институте. После окончания Смольного она поселилась у Бецкого на правах приёмной дочери. Семидесятипятилетний влюбленный старик поклонялся своему божеству, но брачное делать предложение не решался, боясь вызвать гнев государыни и осуждение двора. Но долго срывать страсть, под личиной отцовской нежности, было невозможно. Романтическая история через год закончилась почти ссорой, и Алымова приняла предложение Алексея Андреевича Ржевского, небогатого вдовца и поэта. Устройству этого Брака способствовали императрица и цесаревич Павел, фрейлиной чьей супруги официально являлась Алымова. В своих мемуарах она красочно описывает, как Бецкой всячески старался помешать её браку.
    Выйдя замуж за А.А. Ржевского, Глафира Ивановна окунулась в литературную среду. Она была умна и трезво оценила то, что получила в удел. Отношения её с «малым двором» не затухали в течение ещё двадцати лет. Карьера мужа складывалась успешно. Ржевский имел репутацию человека честного, а его жена по праву считалась умной, светской, обходительной дамой.
    Должна ли была Алымова испытывала разочарование от несбывшихся надежд, которые лелеяла наивной институткой? В жизни всё не просто, а она была и муж не были обойдены при Дворе. При императоре Павле Г.И. Ржевская была пожалована статс-дамой, отмечена высшим женским орденом Святой Екатерины малого креста.


Портрет Н. Борщовой
1776 г.


К девице Борщовой
на представление во французской опере, называемой
«La Servante Maitresse


Борщова, в опере с Нелидовой играя,
И ей подобным же талантом обладая,
Подобну похвалу себе приобрела,
И в зрителях сердца ты пением зажгла;
Хоть ролю ты себе противну представляла,
Но тем и более искусство ты являла,
Что нежность лет и пол умела претворить,
И несогласность ту искусству покорит.
Всем зрителям своим ты делая забаву,
Приобрела себе хвалу и честь, и славу.

    Стихи девице Борщовой на представление в французской опере Перголезе «Служанка-госпожа» в роли Пандольфы, посвятил поэт А.А. Ржевский,  будущий муж Алымовой, в 1773 году. По-видимому, в жизни Наташа Борщова была скромницей, что не помешало ей преобразиться на сцене в записную кокетку.
    Танцевание» занимало одно из первых мест в Смольном институте. Спросите, почему? Ответ прост: танцы – главная составляющая успеха юной невесты-дебютантки, едва вышедшей в свет, основа основ дворянского быта. Затейливые па должна уметь выделывать каждая. Наташа Борщова – одна из лучших танцовщиц. Милая  грациозная барышня радостно улыбается, покачивая кринолином и шаловливо демонстрируя туфельку. Борщова изображена танцующей на фоне театральной декорации. Вполне вероятно, что её, лучшую танцовщицу института, решили представить Аллегорией Танца. Следует обратить внимание на изображение правой руки Левицким. Тут явная анатомическая ошибка. Отчего?
    Наталья Борщова была дочерью лейб-гвардии отставного фурьера. Богатство семьи составляли сто тридцать душ крепостных крестьян, да и то заложенных. При выпуске Борщова получила золотую медаль и шифр императрицы. Екатерина назначила её фрейлиной к второй жене сына Павла – Марии Фёдоровне. При «малом дворе» ценились её сценические таланты. Она вышла замуж за графа Мусина-Пушкина, а овдовев, за барона фон дер Ховена. При Александре I получила звание гофмейстерины при фрейлинах императорского двора и орден Святой Екатерины.


Портрет А. Левшиной
1775 г.


    Александра Левшина – третья танцовщица. На институтской сцене она с большим успехом исполняла роль Зиры в одноименной трагедии Вольтера. Ей предрекалось необычное будущее. Ещё бы – любимица самой императрицы! Ей была оказана особая честь переписываться с Екатериной, которая со своей стороны, с удовольствием писала ответы на детские наивные послания. Екатерина II любила опекать чужих детей, но, выделив кого-нибудь из толпы, скоро бросала и забывала. Александрину Левшину императрица ласково прозвала «черномазой Левушкой», эта  воспитанница её забавляла, вероятно, также какой-то стороной своего характера. Левицкий изобразил её на фоне дворцовой декорации, с колоннами и вазами. Портрет отличает блистательная передача фактуры тканей. Почти осязаешь драгоценную поверхность атласа, феерический блеск тончайшего шёлка. Многослойные лессировки зелёного, коричневато-зелёного, золотистого оттенков. Вся эта фантасмагория цвета не затмевает живой характер весёлой и остроумной девицы.
    Но Левшина не стала младшей подругой Екатерины. Выдав её замуж за капитана лейб-гвардии Измайловского полка князя Петра Черкасского, императрица о ней забыла.


Портрет Е. Молчановой
1776 г.

    Екатерина Молчанова сидит возле стола, в кресле с книгой в руках. Перед ней - физические приборы, слегка затененные, но говорящие о широте познаний воспитанницы. Мы видим вакуумный насос, используемый при обучении физике благородных девиц. Молчанова чувствует себя среди приборов уверенно, умеет с ними обращаться, читать сигналы. Ясно, что её увлечение – естественные науки. Кроме того, она хорошо рисовала, вышивала, занималась токарным делом. Молчанова была дочерью скромного коллежского советника, с тридцатью душами крепостных. Семья находилась почти в бедственном положении, и девочку взяла на попечение жена обер-егеремейстера Нарышкина. Она и определила разумницу Катеньку в Смольный институт. На лице Екатерины Молчановой – горделивая улыбка. Она гордится собой, своей непохожестью на кружевных светских бабочек. На ней белое шелковое платье, установленное для воспитанниц старшего (четвёртого) возраста смольнянок. Парадное платье «полонез», не было по средствам Молчановой и, конечно, она должна была благодарить за него высокую покровительницу, Нарышкину. Зато результат стоил расхода на элегантный туалет. Аллегория Науки – так можно назвать портрет Екатерины Молчановой, современницы Дашковой и Кулибина. Несомненно, девушку посещают мечты предаться научным изысканиям, устремить пытливый разум к звёздам и планетам. Но мечты так и остаются мечтами. Молчанову готовят для служения при Дворе и замужества. Ей удалось сделать блестящую партию с Сергеем Адамовичем Олсуфьевым, сыном статс-секретаря Екатерины II.
    
    Портрет Молчановой – третье полотно, изображающее аллегорию. Молчанова – Наука, Борщова – Танец и Алымова – Музыка, представляют собой триптих и, видимо, так и экспонировались с самого начала.


Портрет Ф. Ржевской и А. Давыдовой
1772 г. (?)


   Судя по дате исполнения, этот портрет самый ранний. Скорее всего, пробный. Две девочки одеты в простые институтские платья из грубого камлота. Федосья Ржевская, та, что справа, немного постарше. Она в голубом форменном платье, установленном для воспитанниц второго возраста Воспитательного общества благородных девиц. Девочка чуть вышла вперёд, чтобы продекламировать стихи, или обратиться с речью к своим слушателям. На губах – едва уловимая, чуточку растерянная, улыбка. Детские ручки помогают начинающей лектрисе держать речь. Федосья была дочерью генерал-поручика Степана Матвеевича Ржевского и Софьи Николаевны, урожденной баронессы Строгановой. Большая семья Ржевских находилась в дальнем родстве с семьёй А.С. Пушкина. Смольный институт Федосья Ржевская окончила, «выказав отличные успехи» во втором выпуске и в числе шести лучших воспитанниц была пожалована шифром императрицы. Отец её держал открытый дом и увлекался театром. Он был человек умный и «характера живого». Федосья Степановна с сёстрами участвовала в домашних спектаклях и «наипаче всех отличалась в искусстве Терпсихоры». Она вышла замуж за вдовца князя Михаила Николаевича Голицына, имела двоих детей, сын её, Николай, пал в Бородинском сражении, но в это время его матери уже давно не было на свете. Она умерла в 1795 году, и князь Голицын женился снова.
    Анастасия Давыдова – маленькая грузинская княжна, смуглая, темноволосая, с короткими не пропорциональными ногами, стоит слева, за спиной подруги. Она – вся внимание. На её некрасивом, но умном личике, читается одобрение и удовольствие от игры, в которой ей разрешили участвовать. Настенька Давыдова не только слушает, но и учится у старшей подруги. На ней форменное платье кофейного цвета, предназначенное для первого, самого младшего, возраста. В руке малышки белая роза – символ юности и добродетели. Давыдова происходила из грузинского княжеского рода Давыдовых и Жеваховых с материнской стороны. Отец её служил губернатором в Тамбове и, после того, как покинула стены монастыря, княжна увлекалась любительскими спектаклями в тамбовском обществе. Сведений о её жизни почти не сохранилось.
    Обе девочки старательно демонстрируют светские манеры, повторяя уроки классных наставниц. Уроки усвоены хорошо, воспитательная система института благородных девиц себя оправдывает, вот что утверждает первое полотно Левицкого из жизни смольнянок. 
  
   Глядя на полотна Левицкого, читаешь по ним куда больше того, что предполагается сюжетом. Это живые люди, открытые нам, своим потомкам. Девушки улыбаются, обращаясь к зрителю, как будто приглашают шагнуть в свой блистающий мир весны и счастья. В этом – секрет мастерства художника, волшебство его кисти и умение, говоря поэтическим языком «души изменчивой приметы переносить на полотно».

    Шедевры Левицкого Екатерина II поместила в Большом Петергофском дворце, в Куропаточной гостиной, открывающей анфиладу женских комнат, где в настоящее время висят копии.  Большинство искусствоведов считают, что портрет Левшиной висел в центре, обрамленный двумя триптихами. С одной стороны портреты Ржевской и Давыдовой, Хрущевой и Хованской и Нелидовой, а с другой Алымовой, Молчановой и Борщовой.
    Смольнянки поступили в Русский музей после февральской революции 1917 года. До этого, Николай II, сколько его не просили передать портреты в формирующийся музей имени его родителя, решительно говорил «нет».
    Циклом портретов воспитанниц Смольного института, кисти Дмитрия Григорьевича Левицкого, теперь можно полюбоваться в корпусе Бенуа Русского музея.


ПРИМЕЧАНИЯ

1    Воспитанниц Смольного института называли смольнянками. Смольный монастырь был построен при Елизавете Петровне зодчим Бартоломео Растрелли, на месте бывшего Смольного двора, где при Петре I была заложена верфь, варилась и хранилась смола. Это было место за городской чертой, и дом, построенный сначала для Петра, цесаревна Елизавета использовала как свою дачу. В литературе часто встречается упрощенная форма – смолянки, но это неправильно с точки зрения законов словообразования в русском языке. Смоляне и смолянки - жители Смоленской губернии.